Владимир Буров - Альфа Центавра [СИ]

— Красно-зеленым.

— Хорошо, что не красно-белым, — разумно резюмировал пьяный Дро, заглянув в рукавицу, которую уже в зубах тащил к своему месту. Куда?

И понял, что заблудился. Это под столом-то! Если бы какая-нибудь дама увидела, непременно сказала бы:

— А еще космонавт! Летает, а спрашивается:

— Ихгде? — Под столом? Так-то и я могу.

Вы, может, и можете, но вот будущие господа, точнее:

— Товарищи енералы, — поняли всё наоборот, и выбежали на улицу в поисках Дро.

— Более того, — сказал Василий Иванович, — этот Скотланд Ярд, утащил мою рукавицу.

— Я те куплю новые, — Кот.

— Кады?

— После победы мировой революции.

— Долго.

— Вот если такие, как ты, даже получив наградную Анаконду, будут рассуждать в таком отрицательном смысле, то да:

— Вообще никогда не наступит.

— Послушай, ты, э-э как тебя, Васька, что ли, а где мешок золота, который тебе дали на сохранение? — спросил Пархоменко. Котовский даже остановился:

— То есть как, где?! — ужаснулся он. — Тем более это был не мешок, а рукавица, но с Ониксами.

— Да не парьтесь, — сказал Василий Иванович, — у меня еще есть. — И добавил: — Впрочем, сейчас, кажется, нет. И знаете почему? Только что изготовил большую партию шашек, шахмат и домино.

— Из ониксов? — удивился Пархоменко. И добавил: — Лучше бы из янтаря.

— У нас янтаря нет, или он дороже.

— Дороже Аников? — тоже удивился Котовский.

— Ну, тогда они еще не были Аниками, а так только:

— Простые Ониксы.

— Такие дешевые-е, даже удивительно, — сказал Котовский. И добавил: — Надо было их смешивать с золотом.

— Перстни делать? — Вася.

— Естественно.

— У меня нет знакомого в Нью-Йорке, как сказал один колумбиец одному американцу, когда они вместе дули брызги виски на огонь, чтобы он посильнее вспыхивал, чтобы было веселее в этом захолустье, и закусывали листьями коки.

— Теперь есть, — ответил Котовский. — Как и тогда Ричард Гир.

— У тебя есть золото? — удивился Василий.

— Дак будет. Скоро.

— Надо было предупреждать.

— Послушайте, парламентеры, а где, этот Залетный? — Пархоменко остановился посреди широкого перекрестка.

— Ни души, как в Мастере и Маргарите, — остановился и Котовский.

— Вот зараза, очень хитрый оказался, — ударил себя по лбу Василий Иванович. — Он в бане.

— Не может быть! — воскликнул Котовский.

— Я бы не остался, — согласился Пархоменко, — это глупо.

— Так он с Альфы.

— Вернемся?

— Я не уверен, так мы его вообще упустим.

— Да-а, альфовец, тем более пьяный, а обманул нас, настоящих аборигенов.

— Ну, что будем делать?

— Давайте разделимся, я останусь здесь, Птаха, пойдет дальше по проспекту, а ты, Вася, как грится:

— Иди в баню.

— Я в баню? Хорошо, там две телки, трахну их заодно, — ответил Василий Иванович.

— Не соблазнишь.

— И знаешь почему? Они же ж мер-р-т-т-в-ы-ы-е-е-е.

— Да пусть идет, — сказал Пархоменко.

— Да, Вася, иди, ты всё равно не в доле, — согласился Котовский.

— Запарь там парку покрепче, авось оне оживут, да и трахнешь их заодно действительно.

— Ха-ха-ха, — добавил Пархоменко. — Ты туда? — обратился он к Котовскому. — Тогда я прямо.

— А ты иди назад, — обратился сам к себе Василий Иванович.

— Любишь? — спросил Котовский.

— Кого, в том смысле что, что? — сказал Вася, — трахаться?

— Командовать! — крикнул уже отошедший довольно далеко Пархоменко.

— Да, парень, у тебя природная склонность быть командиром ударной дивизии.

— Дак, да, согласен. — И Василий Иванович, понуря голову пошел в баню. Не очень, значится верил в реальность будущего.

Далее, что уже произошло в бане?

Трое сидели за длинным чистым столом и играли в карты.

— Ты эта чё бросил-а, или дальше пойдешь? — услышал Вася, а еще не вошел, а только взялся за ручку двери.

— Тихо!

— Что? Щас быстро послушаем, и продолжим. — И пошло, поехало:

— Северный чуть-чуть отвалил, но из Сибири уже идет сплошная стена, и что самое интересное, не идет даже, а летит, летит, практически:

— Как пух Эола, — то разовьется, то совьется, и бьет и бьет всех по ногам.

— А с Запада?

— С Запада, говоришь? А! с Запада. Так и прет, так и прет, можно сказать не частями, а Легионами целыми.

— Не отбиться.

— Однозначно. Все замерзнем.

— Почему?

— Так мертвые обычно замерзают.

— Это верно, но идет-то на нас силами неисчислимыми жара, а не холод.

— Что?

— И грю, если ты плохо слышал, идет:

— Красная жара.

— Да подождите вы, дайте послушать, — услышал Вася, резкий раздражительный пронзительный голос. — О! узас, точно идет. И сила эта непобедимая. Волосы на голове у Василия Иванович встали дыбом, и он решил не входить, а:

— А неслышно, хотя и со скрипом приоткрыл дверь, и вполз в вестибюль шикарной сауны.

— Что это было? — услышал он добрый голос.

— Хе с ушами, — ответил злой. И добавил: — Ай, ай!

— Ты чё? — спросил Дро.

— Хорек какой-то пробежал.

— Даже не пробежал, а быстро прополз, — добавил добрый голос.

— Прекратите меня пугать, — сказал Дро, — я еще не совсем протрезвел. И тут Василий Иванович поднялся во весь свой богатырский, впрочем, небольшой рост, и рявкнул:

— Ты справа, ты слева!

— А я? — вставил Дро.

— По центру.

— Что же вы будете делать? — задал Дро риторический вопрос.

— Я вас прикрою. Люди встали, и против своей воли, как загипнотизированные, рванулись с трех сторон, но не к двери в парную, как думал по умолчанию Вася, а на улицу, и:

— Бежать, бежать и бежать, как можно дальше от этого места.

Потом, разумеется, вернулись. Вася сидел за столом и пил чай с Мишками на Севере, Красной Шапочкой и Верблюдом на Юге. Одна девушка заглянула в приоткрытую дверь и посоветовала:

— Ты шоколад бери, бери не стесняйся.

— Заходите, — сказал Вася, держа блюдце у губ, и даже не дернувшись на этот приятый голосок.

— Зачем?

— Допрос будет.

— Зачем? — опять тоже.

— Зачем создали паническую ситуэйшэн в мирное время. Они зашли и скоро-нескоро, но, наконец выяснилось, что Василий Иванович ошибся-то, а они только так:

— Погулять вышли.

— Дубина ты сие протяженная, — так прямо и сказала ему та, всех отношения симпатичная леди, которая ранее так была добра к нему.

— Да, осёл настоящий, только зря напугал нас, — рявкнула другая, и добавила:

— Это был прогноз погоды, — на коне да с шашкой хотел остановить наступающий ураган.

— Ураган — это откуда? — невозмутимо ответил Василий Иванович, с юга?

— С севера! — рявкнула опять эта же дама, и хотела даже дать Васе подзатыльника, но была вовремя перехвачена доброй леди по имени Коллонтай. Вторая — это, естественно:

— Щепкина-Куперник. — И. И Василий спросил:

— Восток где?

— Так где-то есть, естественно, — влез Дро, и добавил: — Я предвижу, что ты прямо сейчас хочешь вопреки всякому здравому смыслу побежать с шашкой до Урала, но пойми правильно:

— Это очень далеко.

— Далеко — не близко.

— Да, ладно, ладно, успокойся, милый, — Коли погладила Васю по головке, — все ошибаются.

— Да, — без смеха ответил Василий Иванович, — только не все так быстро бегают, как вы. — И вот тут уж от души расхохотался.

— Значится так, — сказала Ще-Ка, — ты будешь во всем слушаться нас. Понял?

— Да. Но не буду. И знаете почему? Я умней.

— Я так и знала, что сморозит какую-нибудь глупость, — Куперник.

— Дурак, да дурак, так тоже нельзя, — сказала Коли, — пусть ответит на простой вопрос, и будет ясно, что мой Вася, — она хотела погладить его опять по головке, но он попросил оставить это на потом — очень даже умный.

— Извольте, — ответил появившийся с тремя кружками холодного пива, и сушеным лещем в зубах Дро, — пусть ответит, как я вас оживил, и будет ясно, умный, или просто так:

— Только шашкой вышел помахать.

— Ну, чё, герой, отвечать будем? — спросил Дро и его поддержали девушки, одна в надежде на то, что ответит, а другая наоборот, что, конечно:

— Завалит всё дело. А дело было в том, чтобы узнать тайну этого оживления самим. Ибо.

Ибо дамы прекрасно помнили, что их Кто-то убил. А именно:

— Ан и Га — чокнутые инопланетянки с Альфы Центавры. — И более того:

— В неравном бою. И Василий Иванович начал издалека:

— Я только одного не пойму:

— Вы кем себя позиционируете?

— Что значит кем? — рявкнула Щепкина-Куперник. А Коллонтай тоже:

— И я не понимаю, если честно, вашего нелогичного вопроса, дорогой.